Балтин Александр Львович

Оголённое пространство

Магниевые вспышки в темноте наполнили небо трепыханием: кто-то с небес фотографировал остатки суток: был одиннадцатый час.

Воздух стал реющим, тонко-прозрачным, и рухнуло сразу, мощно, будто океан опрокинули…

Муж вскочил, бросился на лоджию – закрывать хлобыстающее окно.

Малыш спал.

-Тряпки, тряпки возьми, - скороговоркой роняла жена. – Заливает.

Громыхало яро, сочно, смачно; скрип и грохот доносились из тёмной дыры двора; тополя стонали под бросками новых и новых порывов, как обречённые под пыткой.

Но стихало – вот уже дождик, потом барабанная дробь капель, и – бархат июльской ночи бесшумен, красив.

Утром вид из кухни был ужасен: два старых, могучих тополя были вывернуты с корнями, бессильно и жалко поднятыми в воздух, и живые ещё ветви мочили пышную листву в лужах.

Красавцы тополя лежали на крышах машин: одна была смята, как игрушка, две другие пострадали меньше.

Тополя! Старые, родные! В ярусах грандиозной листвы, амфитеатрами поднимавшейся к небу… Точно оголённый, бесстыдный клок пространства пялился в кухни, гостиные, спальни…

Хозяева машин высыпали часов в восемь.

-Что же, а? вот чёртова стихия, а? – Сокрушался дородный старик в мятых джинсах и белой рубашке…

-Ладно, Анатольич, у меня вообще – кранты. Хорошо застраховать успел. Только купил ведь…

-Моя-то погибла! – заверещал старик…

Народ высыпал.

Патлатый длинный парень, у которого машины вообще не было, суетился между соседей, раздавал указанья, говорил без конца.

-Как сдвигать-то? МЧС что ли вызывать?

-Пилы тащите, - руководил парень.

Знали – живёт один, средства есть, правда непонятно откуда, и любит советовать, руководить. Недавно затеяли ставить вторую железную дверь – так первым вызвался и деньги собирать, и…

-Пилы? Правда, что ль…

-Ну да. Распиливать надо частями.

Старик пропал.

Потом вынырнул из подъезда с початой чекушкой, сел на скамью, выпил прямо из горлышка.

-Хочет кто? нет?

-Да погоди, Анатольич, успеем, так скать, помянуть. Пока разгребать надо.

Пилы появились.

Парень, вооружившись одной, всем давал указанья, махал инструментом, но сам ничего не пилил.

Муж, - тот, что вскакивал ночью закрывать хлобыстающее окно, - писал эсэмэски жене: Виталик всё суетится, руководит пилкой.

Они одноклассники были, знали обстоятельства жизни друг друга, общались иногда.

Он любит руководить, - отвечала жена. – Как малышок?

И муж отвечал, сколько гуляли, что ел.

Во дворе кипело, бурлило, варилась каша общего дела, сдобренная сумятицей и горечью утрат.

Анатольич не принимал участия, сидел на скамейке, пил, медленными глотками орошая рану потери.

Пилили усердно, раздвигали огромные сучья, разгребали листву; дворники появились: убирали спортплощадку, тоже заваленную листьями, что-то двигали, переносили.

Виталик, всё ещё жестикулируя пилой, болтал с одним из пострадавших автовладельцев.

Тот вечно жаловался на бедность, дураков-начальников, безденежье, надоевшую тягомотину… Виталик и сам маялся скукой; заработанные некогда деньги позволяли не суетится в настоящем, а блеснувшие некогда музыкальные способности не сумел развить, и возможность провести несколько часов во дворе, среди людей гасила одиночество, осушала водные массивы скуки.

Пилили…

Таджики-дворники в оранжевых куртках оттаскивали чурки, в которые превращались красавцы-тополя.

Новые соседи подходили, курили, сетовали.

Толстяк уселся на скамью возле площадки, попробовал было сунуться с советами, но ничего не вышло.

Рослый парень, дымящий трубкой – его машина, ночевавшая на другой стороне дома не пострадала – говорил, как стоит снимать стволы с крыш.

А день разгорался, стирая память о ночном шквале, но не отменяя происшедшего; солнце наливалось соком, исходило знойной силой; лужи стягивались, исчезали на глазах…

Часа в два народ разошёлся – есть хотелось; потом опять появились…

И оголённое пространство на месте замечательных тополей гляделось странно, - не привычно, чужеродным куском.

Чтобы написать комментарий - щелкните мышью на рисунок ниже